... И вот однажды, когда .... он гулял в

одиночестве по улице Латур-Мобур, неподалеку от Инвалидов, к нему подошел
молодой человек, почти мальчик, и спросил, как удобней всего пройти на улицу
Бабилон. Дез Эссент объяснил ему и, поскольку шел в том же направлении,
отправился вместе с ним.

Неожиданно юноша заговорил, снова спрашивая о дороге и уточняя свой
маршрут: "Значит, по-вашему, налево идти дольше. А меня уверяли, что если
свернуть, то дойдешь быстрее". Голос его был умоляющ и застенчив, звучал и
тихо, и ласково.

Дез Эссент посмотрел на него. читать дальше Юнец, казалось, прогуливал уроки. Его
костюм не производил впечатление: шевиотовый, тесный в боках пиджачок,
черные узкие брючки, рубашка с отложным воротником, темно-синий, в белую
полоску, пышный галстук "ла вальер". В руке у него была тетрадь в картонной
обложке, на голове -- котелок.

Подросток запоминался, но и вызывал некоторое смущение: кожа бледная,
черты лица удлиненные, но довольно правильные; из-под длинных черных волос
смотрят большие, влажные, близко посаженные глаза, под глазами круги, на
носу золотистые веснушки, рот маленький, но пухлый, на нижней губе ложбинка,
как на вишенке.

Мгновение они смотрели друг другу в лицо, потом юноша замедлил шаг, его
рука коснулась руки дез Эссента, и тот пошел медленней, задумчиво любуясь
его легкой походкой.

Из этой случайной встречи возникло на долгие месяцы странное темное
знакомство. Дез Эссент с дрожью думал о нем. Никогда доселе он не
сталкивался с чем-то столь влекущим к себе и властным! Ни одна связь так не
пугала и не удовлетворяла его!

Теперь воспоминание именно об этом взаимном расположении казалось ярче
всех прочих. Подействовали дрожжи распутства, какие таит в себе
перевозбужденный от невроза мозг, -- тесто забродило. Наслаждаясь
воспоминаниями о былых грехах или, как сказала бы церковь, "блудными
помыслами", он примешивал к телесным образам умственные, подогретые чтением
казуистов -- всяких занятых толкованием шестой и девятой заповедей
Бузембаумов, Диан, Лигюори и Санчесов.

Вера зародила в его душе сверхчеловеческий идеал, к которому дез
Эссент, возможно, был предрасположен по линии своих предков еще со времен
Генриха III. И эта же вера, возбудив в нем стремление к идеалу, развила и
мечту о невозможной, непозволительной страсти. И ныне его преследовали как
низкие, так и возвышенные образы. Они переполняли его жаждущий мозг, звали
вырваться из мировой пошлости, порвать с общепринятым, предаться особым
наслаждениям, пройти через потрясения небесные или адские, но равно
губительные, ибо грозили организму потерей фосфора.

Наконец он очнулся от всех мечтаний, совсем разбитый и уничтоженный.
Едва живой, дез Эссент тотчас зажег все лампы и свечи и, залив всю комнату
светом, почему-то решил, что так глухой, прерывистый, упорный стук крови в
голове сделается хотя бы немного тише.(c.)