Образный ряд "СВС": в мире животных
Прежде чем продолжить разбор персонажей, забегу несколько вперед и сообщу, что асилила последнюю книгу цикла за время пребывания в искпедиции.

(Боже, каким отдохновением после нее казался Фукидид с его Пелопонесской войной!)

Больше всего в последней книге меня потряс образный язык ВВК, а точнее - отчетливый уклон в зоологию, присущий внутренней и устной речи решительно всех персонажей, независимо от пола, возраста и социального происхождения.

Впрочем, подборку под катом зацените сами. Комментарии я считаю, излишни.

читать дальшеДочь графа Рафиано никогда не хотела стать лебедицей, то есть гусыней, но молчала, понимая, что с быком на гербе только распусти язык – сразу окажешься в телушках

Вот у кого тайников хватало, но старый глист, удирая, уволок ценности и секреты с собой.

– Скажите, – окликнул Марсель Коннера, – в Варасте водятся матерьялисты?
– Может, и водятся, только зовутся иначе… У нас всё ежаны да тушканы, а в книжках про них вроде по-другому прописано.
– Матерьялисты у вас зовутся ызаргами.

Такова натура – мужчина, завоевывая женские сердца, колотит себе подобных, как какой-нибудь кот или петух, но коты и петухи «переодеваются» лишь дважды в год и лишены возможности изменить свою песню… Натура все-таки дура, и возвращаться к ней нелепо.

Бакна Бакранский и Баата Кагетский, он же Лисенок, а на гербе у Валмонов были борзые. Это обязывало.

Лисенка Валме оставил напоследок, и Лисенок этот напоминал олененка. Очень трепетного, очень глазастого и неимоверно живучего.

– Глуп поселянин, прельстившийся медвежонком, не подумав о матери его, – буркнул прожевавший Бонифаций. – Кто идет по ягоды с корзиной, не должен думать о шкурах медвежьих. Кто идет на медведя с рогатиной, не должен набивать рот ягодами, сколь бы сладкими те ни казались.

Лисенок возвел на Валме оленьи очи.

Лисоолененок был восхитителен

– Соберано, – провозгласил Валме по-кэналлийски и вызывающе понизил голос, – я понял! Из здешних малиновок и Лисенка выйдет недурной птице-лисо-умник.
– Хорхе, – не моргнув синим глазом, подхватил Ворон, – виконт намекает на герб Фельпа.

Знала б мертвая лисичка, с чего дуэнья полезла за ней в Багерлее…

– Вы собрались стать кошкой, а стали крысой в кошачьих когтях. Единственное, чего вы хотели, это шмыгнуть в нору, а вас заставляли грызть наши мешки. Вы оказались между двух котов – дриксенского и талигойского – и решили удрать, бросив им мышей.

– Правильно, – согласилась Жаба, – я бородавчатая, пупырчатая и противная, а Ромашка хорошенькая и солнечная. И всем нам нужна именно такой. А теперь, дорогая Малиновка, пойми, что ты – это Ромашка, а я – это Ворона».

– Клемент!.. Клемент!!! – Плохо соображая, что творит, Робер бросился вдогонку, но он был человеком, в крайнем случае – Иноходцем, а не котом. Да и сможет ли кот отыскать в таком скопище одного-единственного седого старого крыса?

У каждой кошки свой хвост, главное, чтоб крысиным не был.

Хотелось бы верить, что эти молодые люди способны понять, где кошка, а где ее тень

Нет, гаунау не дичились, не смотрели на талигойцев зверем, хотя в присутствии бергеров и напрягались – бергеры, впрочем, тоже, – но медведь с кошкой может говорить лишь о делах, а дел?

Чтобы не сорваться при тех, от кого скрывать нечего, нужно стать кошкой. Равнодушной раскосой тварью, которая если не охотится и не ест, то спит. Руппи пытался, но кошка из него была не лучше, чем из гончих дядюшки Мартина

Да, красива. Да, умна. Да, откровенна. Да, ночами разгуливают не только глупцы, но и кошки.

– А вы могли это сделать? – Таким тоном спрашивают о ерунде, так щурятся завидевшие добычу кошки.

Графиня Савиньяк в шестнадцатый раз прошла по опустевшим апартаментам, напоминая самой себе вынюхивающую мышей кошку.


– Колдовство всего лишь знание, которое доступно не всем. У каждого ордена свои тайны. Истина славится тем, что вызнает чужие. Мыши пролезут везде, но на каждую мышь, как ты заметил, найдется кошка.

Разглядеть что-либо во влажной угольной тьме могла разве что кошка, но Матильду это не остановило.

– Ну поори, поори… – Что-то более черное, чем сама тьма, тяжело плюхнулось рядом. – И кошка орет, а коту свое дело делать не мешает. Даровал вашей сестре Создатель голос, дабы истинные чувства скрывать и гордыню лелеять, ибо слабы вы…

Перистые облачка на небе, словно царапины. Кошка-судьба примерилась и цапнула. На счастье!

– Судьбе, морю, нам с вами… Кое-кто останется внакладе, но что кошке в радость, крысе… наоборот.

А что огрызались, так и кошка отмахиваться начнет, если в угол загнать.

Тащившие его слуги были старыми и двигались тихо, будто кошки.

Он ничего не говорил, но слух у Алвы был, как у кошки.

Малыш то ли кошкой, то ли пауком взобрался по откосу, покрутил над обрывом головой и скатился назад.

Беда нашего времени – не драконы, но ызарги, а по словам богоугоднейшего из известных мне пастырей, лелеющий ызаргов подобен сразу отравителю и клеветнику.


– Оно впечатляет, но ты был бы недоволен. Тебе нравятся цветочницы и собаки.
– А тебе показали золотарей и кошек? Если кошек, я не против, хоть они и портят папенькины клумбы… Собаки, кстати, тоже. Лично я видел Рожу, и она мне опять не понравилась…

Родившись левреткой, помни прежде всего о своем росте, а не о том, что ты – собака. Тогда, возможно, ты и сподобишься на нечто великое. Если станешь исходить из своих возможностей, а не истратишь жизнь на лай, требуя, чтобы тебя чтили, как медвежью гончую.

– В Дриксен так любят проигравших?
– Проигравших любят коровы. Толстые коровы, которых доят. Принцесса Гудрун именем Создателя поклялась, что отец назначил Фридриха регентом, а сам Создатель молчалив, как малютка Ольгерд.

Коровой и старухой она себя чувствовала не раз, но воровкой?!

– Я думаю, что вы не соответствуете своему гербу. Приличные медведи отстаивают свое право на берлогу самостоятельно, а вы рассчитывали, что герб Эпинэ разобьют и ваша сестра приберет к рукам наследство.

Ждать кабана, а нарваться на волчью стаю или медведя, мягко говоря, неприятно, хотя Хайнриха Савиньяк в берлогу как-то вернул. Вернее, тот вернулся сам.

Бэзил заработал рану в такой же последней атаке, ну да гусь – не медведь, север – не юг, а Давенпорт не Хейл.

Черные медведи за розовых лебедей… Готовая притча, а моя матушка балуется пером.

– Каждый охотится по-своему. – Голос Луциана был ровен и спокоен. – Волки дичь загоняют, львы нападают из засады.

– Это вы одновременно волк и ворон? – нежно спросил маршал вошедшего Давенпорта, предъявив листок. – Как интересно.

Крыши принадлежат птицам и котам, люди на них дюжинами не валяются. Это столь же очевидно, как и то, что Восемь Площадей не место для волков. Волк по зиме может забрести на окраины Шека, но не в Эйнрехт. Городская стража зверя может не опасаться. Городская стража зверя опасаться не должна…

Рысь ничему не научит волка, потому что прыгает с дерева и умеет выпускать когти.

Только сравнивать бросившегося на лося волка и… двух быков, оказавшихся на одном поле, неправильно.

Я отдаю должное выдумке анакса и гению драматурга, но мне не нравится, когда волка переделывают в кролика. Сервилий, настоящий Сервилий, был бойцом, а не стенающим мешком.

Королева мертва, а Рокэ опять отогнал от бывшего оруженосца волка. Призрачного, но от этого лишь более страшного.

Находка ошарашила всех. Это был даже не волк под кроватью, это был дракон.

Именно эту мысль и спугнул Манрик, но мысли не зайцы, далеко не убегут. Если Северная Марагона взбесится, регенту придется принимать меры. Самому? Он бы принял, но проклятый Савиньяк у Ор-Гаролис оставил его без половины хвоста, а у Альте-Вюнцель выдрал оставшееся. Терять на глазах уже почти подданных еще и гребешок Фридриху не позволят.

То-то внук ярился, как… петух на коршуна.

Футляр для писем был обляпан незабудками и графскими коронами, как яйцо дурной курицы пометом.

Какое все же распространенное заблуждение – видеть себя поваром с ножом, а не курицей в горшке.

Мелковато, ну да «Утенок» – не линеал, камни не яйца, а я не курица.

Курицу в руках оценишь, лишь побарахтавшись в журавлиных трясинах, но молодость всегда хочет и всегда надеется, и она права.