Дорогая Васса! Драбблик начинался после твоего дня рождения, а закончился сразу после моего, захватив по пути все очарование Изломного чуда. Его оправдывает размер, переросший в миди, и вдохновение. Со всеми праздниками тебя! А любовь... Любовь вечна и подойдет - как пожелание и как образ жизни - к любому из них
НачалоКарета с гербами Савиньяков остановилась у входа в особняк герцога Алва. Месяц осенних молний выдался особенно неуютным - с пасмурным небом и холодными дождями. Впрочем, граф Савиньяк, новый кансилльер Талига, казалось, не замечал неудобств - в плаще, подбитом куницей, алом камзоле и изящных кожаных туфлях в цвет он являл собой воплощение силы и процветания древнего рода. Граф был в превосходном настроении, предвкушая праздничный обед у регента - наконец-то они смогут отпраздновать возвращение Алвы. Те пять недель, что Алва уже находился в Олларии, были заполнены делами. Конечно, по пять - шесть часов на сон они все таки выкраивали. Но с трудом.
Лионеля сопровождали младшие братья. Oн настоял, что их приезд будет и семейным и торжественным - никаких поездок верхом, только карета и роскошь парадных костюмов. Уверенно спрыгнув с подножки, Лионель проследовал в дом. Hепринужденнoe приветствие перемежалось шутками, замечаниями о делах, комментариями о выборе вина к обеду...
- Где же младшие? - наконец-то полюбопытствовал Алва, видя, что к ним и не думают присоединятся.
Лионель пожал плечами.
- Сейчас будут. Виконт Сэ изволят дуться, а граф Лакдэми, по доброте душевной, их утешают.
Алва хмыкнул и перевел разговор на другую тему. Несмотря на невероятную худобу, в остальном он уже почти восстановился после загадочной болезни и не менее загадочного отсутствия в несколько месяцев. Когда он впервые появился в Олларии, многие за глаза сравнивали его со скелетом, обтянутым кожей. Что, впрочем, не помешало ему уверенно взять власть в свои руки...
Слуга отворил входную дверь: Эмиль, в мундире Маршала Юга, зашел первым. Несмотря на явную радость от встречи с Рокэ, он казался чуть смущенным. За ним, закусив губу, следовал бледный виконт Сэ. При виде него у герцога Алва левая бровь невольно поползла вверх. Арно покраснел, усилием воли пытаясь взять себя в руки. Немного удалось. Алва, поприветствовав младших Савиньяков, предложил им отдать плащи слугам и взять вина с подноса. Без плаща Арно остался и без последней защиты: в костюме десятилетнего мальчика, специально пошитом за год до того для домашнего представления в честь Дня Рождения Арлетты... Она тогда действительно пришла в восторг и пустилась в нехарактерные для себя воспоминания вслух о детстве младшего сына. Как бы то ни было, в белых чулках, детской курточке и штанишках, и при огромном белом банте на груди Арно являл собой воплощение мечты маленьких девочек - тех, кто жаждет обладания большой живой нарядной куклой...
Когда накануне виконт Сэ, теньент Западной армии, въезжал в Олларию он был в превосходнейшем настроении, предвкушая две недели побывки в столице, долгожданную встречу с братьями и приятные вечера с друзьями. Вечера, когда он сможет рассказать о героических сражениях, о бивуаках, о долгих суровых мужских разговорах у костра о службе, долге, армии... Это не считая его искусства игры во вьехаррон - в кругу своих армейских друзей Арно стал буквально признанным мастером карточной игры, у него уже учились новички.... Да, жизнь прекрасна - при въезде через Cеверные ворота Арно подмигнул красавице, засмотревшейся на бравого военного, кинул пару монет нищим и ещё раз представил, каково это будет - въезжать в эти ворота маршалом... Нет! Первым Маршалом! Первый Маршал Арно Савиньяк - да, только так и никак иначе. Он и братьям теперь докажет - он уже взрослый, заслуженный воин и достоин соответствующего уважения! И обращения, уж точно! Тут взгляд будущего маршала упал на группу военных, пересекавших площадь, и хорошего настроения как не бывало. И тут лиловые!
...
Жизнь в своем полку омрачали только две вещи - но с первой он быстро разобрался. При долгих вечерах у костра нередко заходили разговоры о Первом Маршале, героическом и непобедимом. А ещё о мужской дружбе и необходимости в поддержке дружеского понимающего плеча... Почему-то, когда эти темы пересекались, неизменно всплывало имя Маршала Севера, какие-то добродушные полунамеки , рассказы из дней молодости тогдашних графа Лэкдэми и маркиза Алвасете... В первый раз Арно почти схватился за шпагу, уж очень ему эти рассказы показались... Ну, одним словом не показались ему эти рассказы. Хорошо ещё старшие друзья вовремя успокоили, перехватили буйную руку и пояснили - это есть пример истинной мужской дружбы и товарищества, когда за друга в огонь и когда много лет вместе... Гордиться таким братом нужно, однозначно! И его умением дружить тоже. Арно проникся и загордился, хотя кое-какие намеки запомнил - чтобы подразнить Ли при случае. Будет знать, вот!
Да, но это была только первая - и уже разрешенная дилемма. А вот лиловая рыбина... Арно прямо заскрежетал зубами, вспоминая. И чего таскается к ним в полк? Сидел бы в своем, а не ездил все время в гости к офицерам его, Арно, полка! Ведь наверняка чтобы помозолить, ему,Арно, глаза, недаром и к костру его все время подсаживается... У них там разговоры свои, мужские, а это земноводное подкрадется так тихо и с краешку все сядет, слушает. Мешает, короче. И задается, конечно, пусть и молча - мол полковник и всe такое... А этот его порученец? Темно-русый мальчишка из каких-то там лиловых дворянчиков? Везде таскается за спрутенышем и чуть ли в рот ему не смотрит? Просто противно! Арно сплюнул. Хорошего настроения как не бывало...
- И зачем, спрашивается, полковнику порученец? - продолжал он распаляться уже за семейным обедом. - Как будто он генерал какой? Просто хочет выпендриться и мне глаза помозолить...
- Да ну? - поинтересовался Лионель, отрезая кусок буженины.
- Ну конечно! - кипятился младший младший. И как это Лионель не видит очевидного?
- Он все делает чтобы меня позлить, это же очевидно !
Старшие братья переглянулись. Эмиль как бы невзначай поинтересовался: - И что „всё“?
- Ну как, ездит там... со своим порученцем...
Лионель усмехнулся, пригубив бокал. Да они издеваются! Ладно, он им скажет! Он им покажет!
- Если хотите знать, то Придд со своим порученцем... Да между прочим... да они наверняка...
- Наверняка? - подсказал Маршал Севера уже откровенно веселясь и отрезая себе ломтик мягкого сыра к вину.
Арно вышел из себя. Издеваться? Над ним? Да что он, маленький?
- Да что я, маленький?!! - произнес он уже вслух. - Они наверняка как вы с Алвой...
- А что мы с Алвой? - прищурился Лионель.
- Да вся армия знает... что вы в юности... - несмотря на запал, виконт Сэ запнулся... что вы в юности...
- Да? - уже весьма холодно переспросил граф Савиньяк.
- Что вы в юности практиковали гайифскую любовь - остывая, весьма тихо закончил теньент Сэ. Забавная шутка, которую он долго перекатывал в уме и пробoвал на вкус, внезапно приобрела весьма пресный оттенок и неловкую форму. Опуская глаза, Арно успел заметить стальной блеск в глазах старшего брата. И был готов поклясться, что в нем отчетливо полыхнули фамильные цвета. Эмиль неловко кашлянул.
Воцарилoсь молчание. Как если бы в стаде оленей юный пыжик пошел наперекор матерому самцу с горделивыми ветвистыми рогами. Тот не убъет копытом, но урок преподаст.
- Значит вьехаррон, говоришь? - больше льда в голосе вряд ли возможно. - Ну давай сыграем. На фант.
Обреченно вздохнув, Арно кивнул, не поднимая глаз. Шансов у него не было. Эмиль сочувственно только хмыкнул.
...
И вот теперь Арно стоял у всех на виду в дурацком костюмчике. Особенно разражали подвязки - в виде широких белых лент они крепились чуть ниже колена и по бокам завязывались пышными бантами. И если бы это было все ... тоскливо подумал олененок.
- Мы почти в сборе - провозгласил хозяин. - Не хватает только полкoвника Придда, но он никогда не опаздывает и, следовательно, будет не позже чем через три минуты.
Сердце Арно ухнуло куда-то вниз. А за окном уже слышался отчетливо приблежавшийся цокот копыт.
Обед протекал за оживленной беседой старшего поколения. Для домашнего приема накрыли не большой парадный стол в столовой, а круглый уютный в гостиной. Алва возглавлял торжественное собрание (а как могло быть иначе? Регент и соберано всегда возглавляет, пусть стол и круглый), по обеим сторонам от него восседали Лионель и Эмиль, а напротив - спиной к камину - сидела юная поросль.
Придд, в безупречном мундире полковника армии Талига, являл собой образец совершенства - хоть сейчас на обложку учебника „Идеальный военный стиль“, если такой когда-либо имел место быть. Если нет - его стоило создать для демонстрации великолепия герцога Придда.
Приблизительно так протекали мрачно-язвительные размышления Арно Савиньяка, неохотно ковырявшего вилкой жаркое из баранины. К закускам он и вообще не притронулся, размышляя о своем, горестном. И взгляда от тарелки практически не поднимал - да что там, его жизнь кончена... Спрутятина теперь всем расскажeт, каким идиотом выставил себя теньет Сэ.
Вышколенные слуги тем временем бесшумно и незаметно собрали тарелки и освободили стол для десерта. Как в тумане, Арно услышал:
- Рокэ, специально для тебя Арно подготовил подарок - помнишь, как когда-то в детстве...
Теньент Сэ чуть не застонал в полный голос. Он и в шесть лет считал странным желание матушки нарядить его в бантики и выставить перед знатным гостем для чтения поэзии, а уж теперь... Чтобы не провалиться сквозь землю, Арно принялся вспоминать награды - засахаренные фрукты, апельсиновые цукаты, сушеные абрикосы, фаршированные миндалем... Уже тогда маленький Арно смутно подозревал, что его обводят вокруг пальца - неужели маркиз Алвасете пожалеет ему кэналлийских сладостей? Но матушка строго-настрого запретила дарить их просто так - только в обмен за выученные стишки, прочитаные с выражением...
- В этот раз он, кажется, хотел почитать тебе что-то из Дидериха...
Теньент Сэ сверкнул глазами, на мгновение поднимая их на полковника Придда. Если скользкая тварь сейчас засмеется.. или хотя бы улыбнется - дуэль немедленно, прямо здесь!
Но герцог Придд хранил бесстрастное выражение лица.
Арно поднялся на ноги, чувствуя себя как перед прыжком в бездну. Ну, по крайней мере, сюрприз он приготовил...
Чуть отставив вперед правую ногу, он начал с легкого завывания:
тени гор лежат на белых крышах
тяжестью драконьего крыла.
всё застыло, мир почти не дышит,
ночь опять границу провела...
завывания перешли в растянутые на песенный манер подвывания:
разделив закаты и рассветы,
зимы, вёсны, веру и обман.
ржавая луна — дурной приметой
тонет в чашке, в облачный туман
кутается небо — ждёт чего-то…
последнюю строку Арно произнес тоном осужденного на казнь, увидевшего топор. Эмиль, не выдержав, уже сострясался в безмолвном смехе. Есть!
где же драма? (вопросил Арно у Абвениев тоном страдальца) только горы есть,
стены, снег и вечная забота
удержать свои границы здесь,
и письмо, которое в дороге… (горестный вздох, достойный театральных подмостков)
шадди стынет, через час — весна.
не читайте на ночь Дидериха,
брошенного кем-то у окна*.
Эмиль веселился, Алва усмехался, бросив красноречивый взгляд Лионелю, Валентин невозмутимо пил вино... Лионель Савиньяк сидел прямо и на его лице не отражалось ни одной эмоции. Однако Арно хорошо знал как выглядит его старший брат в ярости.
– Зима, - холодно произнес тот наконец. - Через час - зима ... А ты - паяц.
Арно вспыхнул.
- Господа, - вскинув голову, - я прошу дозволения вас покинуть.
Алва чуть кивнул и, не медля ни минуты, младший младший Савиньяк с достоинством покинул комнату, высоко неся голову. Ну и пусть тут веселятся без него.
Когда дверь закрылась, в комнате воцарилось молчание. Только поленья потрескивали в камине... Герцог Алва любовался цветом вина в отблескаx пламени, Валентин сосредоточенно рассматривал одну из картин на стене, изображающую "Захват Императрикс Каммористой". Прошло несколько тягостных минут.
- Я, пожалуй, проверю ... - заговорил, наконец, Эмиль, отодвигая стул.
- Если позволите, - ровным тоном произнес герцог Придд, - я хотел бы уточнить у виконта Сэ один теоретический вопрос диспозиции...
Граф Лэкдеми остался сидеть, а герцог Придд вышел в коридор, искать обиженного виконта Сэ. Герцог Алва продолжал рассматривать цвет вина, Лионель молча подлил себе ещё...
Арно в детстве , читающий поэзию Алве
Автор: Herwigg по заказу Cleonte
........
Виконт Сэ стоял в нише окна и смотрел на серый дождь, прижавшись лбом к стеклу. И зачем только он рвался в столицу! Лучше было оставаться в своем полку и думать о простых естественных вещах...
Дверь в гостиную отворилась и закрылась вновь. Вышедший человек секунду помедлил, а затем уверенно направился по галерее именно в его сторону. Только этого не хватало! Его что, пришли утешать?
- Виконт...
Рыбина!!! Кулаки сжались сами собой.
- Виконт Сэ...
Резко развернувшись, Арно яростным взглядом впился в непроницаемое лицо. Правая рука стала непроизвольно приподниматься для удара.
Безмятежным тоном, словно ничего и не произошло:
- Виконт Сэ, Вы так быстро удалились, что я не успел вручить вам свой подарок к Зимнему Излому.
Валентин протянул руку и разжал ладонь. Савиньяк-младший в изумлении уставился на нее, а точнее на то, что в ней лежало. Забыв на мгновение, что он собирался драться насмерть.
На узкой ладони лежала изысканной работы серебряная закладка. Ажурная невесомая листва по центру. В ней угадывалась голова ворона, а чуть ниже – профиль бегущего иноходца. Венчала же ее голова горделивого молодого оленя, словно воротником окольцованная вензелем А.S. А в довершение всего –
искусно изображенный спрут, поднявший вверх щупальца и служащий основанием всей композиции. По качеству работы сие творение было достойно королевской коллекции. A виконт Сэ умел ценить прекрасное.
После минутного замешательства, пробормотав невнятные слова благодарности, Арно протянул руку и взял подарок. Избежать при этом прикосновения к руке герцога Придда не удалось; ладонь у него, на удивлениe, оказалась не склизкой, а теплой, и тепло это было весьма приятно.
Обретя способность мыслить, виконт Сэ пробормотал смущенно:
- У меня, герцог, увы, подарка нет... я не ожидал Вас здесь встретить...
Под пристальным и немного неуютным взглядом Арно почти стушевался, но вовремя опомнившись, вскинул голову, собираясь надерзить для поддержания традиции.
В это время дверь в гостиную отворилась :
- Я все-таки посмотрю как они там ...
Граф Лэкдеми вышел в коридор. Только этого не хватало! Арно схватил Валентина за плечи и притянул к себе. Глубокая оконная ниша просто обязана их скрыть! Внезапно серые глаза оказались очень близко, их холодный стальной оттенок смущал и будоражил одновременно. Несколько шагов - словно неуверенно - продвинулись в их направлении. Арно, стремясь не обнаружить их присутствия, подтянул упрямые плечи еще ближе - и губы бывшего сокорытника и вечного врага оказались подозрительно близко... Шаги остановились.
- Кажется, они ушли. Полагаю, все в порядке раз в коридоре нет дуэли, - громко объявил Эмиль, стараясь сдержать улыбку при виде развязавшейся белой подвязки, предательски выползшей из-за угла ниши. Hаходившиеся там явно не жаждали быть обнаруженными... Из-за двери раздался смех и оживленная беседа, голос старшего брата позвал его обратно. Бросив ещё раз взгляд на белоснежную шелковую ленту, выдавшею своего хозяина, Эмиль, уже открыто улыбаясь своим мыслям, вернулся к друзьям в теплую гостеприимную залу.
Раздался звук закрывающейся двери, юные заговорщики остались одни. Арно, попытался было отстранить от себя внезапно оказавшегося столь близко спрута, но не тут-то было: герцог Придд не желал сдавать позиции. Его глаза сделались бездонными, словно глубины, повелителем коих он являлся. И тихий, уверенный голос, близко-близко:
- Ошибаетесь, виконт... У вас есть прекрасный подарок...
И прежде чем Арно успел осмыслить происходящее, тонкие властные губы приблизились и прижались к его собственным. Уверенно - отметил он отстраненно - и ... страстно??? Затем способность мыслить - даже отстраненно - его покинула. Сколько они простояли в той нише, прижавшись друг к другу, Арно не смог бы сказать. Даже если бы очень хотел. После первого поцелуя, Валентин более не пытался сорвать следующий, а просто стоял, положив голову Арно на плечо и сжимая его в своих объятиях. И виконт Сэ не чувствовал ни малейшего желания пытаться из них высвободиться.
В реальность его вернул все тот же спокойный голос:
- Ты не можешь так уйти.
- Что??
- Ты должен уйти победителем.
- Но... - Арно пытался совладать с собой и понять, наконец, о чем говорит спрутятина. Ну, то есть герцог Придд.
Валентин тем временем задумчиво смотрел на него несколько мгновений, затем тряхнул каштановыми волосами, подтверждая самому себе принятое решение.
- Дай мне свой бант.
- Но...
Валентин протянул руку, легонько дернул за кончик ленты и столь удручавший Арно бант послушной змейкой лег в ладонь герцога Придда.
- Помоги завязать.
Пышный белый бант на черно-белом мундире офицера армии Талига смотрелся ... необычно, но желания смеяться над собой полковник Придд не вызывал. Вместо этого он взял ладонь Арно в свою и уверенно потянул за собой обратно в гостиную. Стоило ему открыть дверь, как оттуда повеяло праздником - запахом горячего вина с пряностями. Сей рецепт был однозначно лучшим в Талиге - один только запах будил в душе радостные воспоминания и настраивал на беззаботный лад.
- Господа, - уверенно открывая двери и решительно входя в гостиную, заявил о себе герцог Придд. Чуть более напористо, чем он это делал обычно. Голос он, прочем, удержал от дрожи - хотя чувство только что выпущенной теплой ладони Арно всё ещё кружило голову.
Эмиль, рассказывавщий какую-то веселую историю, прервался на полуслове и с легким удивлением посмотрел на Валентина. Полковник Придд был всегда безупречен в манерах...
Лионель посмотрел на обоих юношей бесстрастно и без выражения, Алва - чуть наклонив набок голову, с легким интересом. Поленья в камине продолжали потрескивать.
- Простите, граф, мне моё вторжение, - Валентин чуть кивнул Эмилю. - Поверьте, я не позволил бы себе так бесцеремонно Вас перебивать, но дело не терпит промедления. Я, впрочем, в любой момент готов предложить Вам сатисфакцию, если Вы сочтете, что причина не была уважительной.
Эмиль медленно кивнул, давая понять, что хочет слушать дальше. Он сделал немалое усилие над собой, чтобы подавить растущее любопытство и не спросить у Валентина открыто и напрямик что же тот задумал, дабы завлечь обиженного пыжика обратно в компанию.
Алва склонил голову на другой бок и с явным вниманием рассматривал бант на груди Валентина - словно под этим углом бант смотрелся много лучше.
Поняв, что дозволение получено, герцог Придд учтиво кивнул всему старшему поколению одновременно и торжественно направился к украшенным по случаю Излома кипарисовым ветвям в черной обсидиановой вазe. Синие ленты и посеребренные орехи были развешаны безупречно, создавая одновременное ощущение гармонии, праздника и хорошего вкуса.
Встав рядом с вазой, Валентин провозгласил:
- Господа, с нашей стороны, было бы крайне нелюбезно пренебрегать дамами, приглашенными на этот вечер виконтом Сэ.
Эмиль недоверчиво хмыкнул, непроизвольно взглянув на младшего и за его плечо. Никого там не обнаружив, хмыкнул ещё раз, покачал головой и отпил из своего бокала. Лионель продолжал непроницаемо смотреть перед собой. Герцог Алва рассеяно улыбался своим мыслям, неторопливо крутя в тонких пальцах бокал из алатского хрусталя.
- Имена этих дам - не смущаясь продолжал Валентин - Эвтерпа и Эрато**. Они присутствуют с нами невидимо, дабы пробудить в этот день особый интерес к поэзии - лирической и, если угодно, любовной. Я желал бы присоединиться к восхитительной традиции,предложенной виконтом - традиции поэзии и высокого слога, столь уместных для особого упоминания в этот день.
Эмиль хмыкнул ещё раз, при воспоминании о стынущем шадди как образце лирической (ну не любовной же?!) поэзии и пригубил из бокала, скрывая улыбку. Вот ведь выдумщик, этот Зараза! И да, в самообладании ему не откажешь.
- С вашего позволения, - тем временем поставленным голосом продолжал герцог Придд, - я позволю себе процитировать образчик поэзии, написанный в Придде в давние времена и на местном наречии. Давно, впрочем, переведенный на Талиг.
Воспользовавшись паузой, возникшей оттого, что Валентин на секунду опустил голову, собираясь с мыслями, Арно прошмыгнул на своё место. Позиция у дверей, где он оказался, войдя вслед за Валентином, стала его порядком тяготить. Особенно под непроницаемым взглядом Лионеля.
- Раненый рыцарь, - подняв голову, объявил Валентин, словно готовясь сражаться за что-то.
Мне повесть старинная снится,
Печальна она и грустна:
Любовью измучен рыцарь,
А милая не верна.
(Брови Эмиля поползли вверх. Рокэ сосредоточенно рассматривал вино в бокале).
И должен он поневоле
Презреньем любимой платить,
И муку собственной боли,
Как низкий позор ощутить.
(Лионель, сбросив маску невозмутимости, с тревогой наблюдал за лицом Рокэ. Тот, впрочем, казалось, полностью расслабился и наслаждался хорошей поэзией).
Он мог бы к бранной потехе
Призвать весь рыцарский стан:
Пускай облечётся в доспехи,
Кто видит в милой изъян!
(Эмиль, неловко поставив бокал, пролил на скатерть часть его содержимого. Впрочем, даже не заметил этого, тоже наблюдая за Алвой. Увидев, что тот безмятежно расслаблен, он украдкой облегченно вздохнул и посмотрел на Лионеля.)
Валентин же, не замечая обменов взглядами между старшими Савиньяками, повернулся к Арно и закончил:
Он всех мог заставить молчать,
Но не чувство своё;
И в сердце пришлось бы направить,
В своё же сердце, копьё...
... Da müßt er die Lanze neigen
Wider 's eigne klagende Herz. (c)***
... повторил он на древнем наречии своего края последние строки, не сводя глаз с Арно. Воцарилось молчание. Валентин, медленно приходя в себя от охватившей его эйфории, перевел взгляд на хозяина дома. И вспыхнул первый раз в жизни, поняв, какой смысл могли в себе нести эти строки для Алвы. Да, такую оплошность осмотрительный Валентин совершал впервые...
Алва, впрочем, продолжал улыбаться своим мыслям. Лионель не сводил с него встревоженного взгляда. Арно был готов провалиться сквозь землю, прокручивая в голове строки приддовского стихотворения: „Он всех мог заставить молчать, но не чувство своё...“
Ситуацию, однозначно, надо было спасать... Вот только кому?
- Одолжите-ка мне бант, герцог! - уверенный, веселый голос. Эмиль!
Граф Лэкдеми выбрался со своего места, подошел к чуть опешившему Валентину (да, за этот вечер герцог Придд испытал немало новых для себя чувств из обширной палитры эмоций), помог ему освободиться от банта и по-щегольски завязал его себе - чуть набок. Заметив взгляд смущенного Арно из-под ресниц, пояснил:
- Дамы сейчас именно такой фасон любят на кавалерах.
Выпрямился, и начал декламировать, вызывая на себя всеобщее внимание:
Кони, кони — вы сказка и песня.
К вам любви объяснить не смогу.
Словно в детстве каком-то нездешнем
Вижу вас я в ночном на лугу...
... слушая его заулыбались все, даже напряженный Лионель. Верно тоже вспомнил, как их, совсем маленьких, тащил за шиворот от огромных лошадок девятилетний Рокэ... Да и вообще лошадей в этой комнате любили все.
...Но какою нам силой измерить
То тепло, что рождаете вы?
То стремленье прекрасному верить
В тихом шуме дубрав и травы?
То слиянье с природой чудесной,
Что осталось в ночном на лугу?
Кони, кони - вы сказка и песня!
К вам любви объяснить не смогу... (c)****
... тем временем закончил Эмиль и, картинно поклонившись, под бурные аплодисменты благодарной молодежи вернулся на свое место, на ходу развязывая бант.
- Есть желающие? - шелковые концы свешивались с его ладони. Оставлять этих двоих отсиживаться с умным видом он не собирался. Жизнь слишком ценна для меланхолии!!!
Герцог Алва, словно не глядя, протянул руку и медленно потянул за конец ленты. Та змейкой соскользнула на стол, прямо между Алвой и старшим Савиньяком. Последний с неожиданной для себя болью в сердце отметил насколько же тонкое и полупрозрачное запястье у регента Талига - словно тот только наполовину присутствует в этом мире и при дуновении ветерка может раствориться, рассыпаться на тысячи звонких хрусталиков... Лионель отвел взгляд, украдкой проведя по глазам и отгоняя видение. Впервые он увидел этот кошмар во сне - в первую же ночь после возвращения Алвы, который тогда и сам выглядел полупрозрачным и словно только наполовину вернувшимся из лабиринта. Сейчас Рокэ выглядел лучше, но не настолько, как хотелось бы...
Алва молчал. Затем произнес, заставив Арно вздрогнуть:
- Красивая вещь. Позволите взглянуть?
Его взгляд указывал на серебряную закладку рядом с тарелкой младшего младшего Савиньяка. Тот почувствовал, что краснеет до корней волос, хотя и не совсем понимая по какому именно поводу. Ибо поводов было сразу два.
Во-первых, вернувшись на свое место, Арно мучился некоторое время сомнениями: спрятать драгоценный подарок в кармашке жилета или положить на стол на всеобщее обозрение. В итоге, он тихонько положил закладку рядом с тарелкой, надеясь, что на нее никто не обратит внимание. Мгновенный взгляд герцога Придда, впрочем, доказал , что маневр не прошел не замеченным. Ладно, ему можно.
Но на этом мучения теньента в детском костюмчике не закончились. После бурных аплодисментов Эмилю - частично в благодарность за отвлечение всеобщего внимания - Арно вдруг обнаружил, что на его колене лежит чья-то ладонь. Аккурат со стороны Спрута. Юный Савиньяк озадачился, а потом принялся размышлять: ладонь как бы лежит себе спокойно, не давит... Но, с другой стороны, не выказывает не малейшего поползновения к уходу, словно пришла туда надолго поселиться.
Вот из этих глубоких размышлений его и вырвало замечание Алвы. Арно не сразу даже сообразил, что обращаются к нему. Сообразив, подавил-таки смущение и, вскочив, передал закладку через стол регенту. Тот взял её в тонкие невесомые пальцы и стал неторопливо разглядывать.
- Прекрасная работа, - не обращаясь ни к кому заметил Алва. - И дорогая вещица. Я знаю максимум двух ювелиров в Олларии, способных выполнить такой заказ. И забавно - поместить оленя над вороном... впрочем, поздравляю - ценный подарок, - завершил Алва монолог, возвращая закладку хозяину. Тот поспешно её принял, не удержавшись от быстрого взгляда в сторону Валентина. „Вот же спрутятина“, - пронеслось в голове - „цедит себе вино как ни в чем не бывало!“ Былой ярости, впрочем, не было. Только смутный интерес.
К действительности его вернул голос Алвы, который стал медленно читать монолог. Обращаясь скорее к себе, чем к окружающим, словно продумывая каждую фразу, каждое слово. Как бы говоря от себя, а вовсе не цитируя строки, которые знал каждый унар. Вещь настолько избитую, что в Лаик только ленивый не передразнивал эти слова, желательно с пафосом, забравшись на стол и заставляя окружающих покатываться со смеху. Строки, многократно привранные плохими актерами и с завыванием произносимые на дружеских вечеринках любителями-романтиками, претендующими на знание Великого Искусства.
Алва читал иначе. Так, словно знал, о чем речь. По настоящему знал, пропустив через себя, а не с шутовской бравадой изображая Одинокого Мученика.
читать дальшеБыть или не быть, вот в чем вопрос.
Достойно ль Смиряться под ударами судьбы,
Иль надо оказать сопротивленье
И в смертной схватке с целым морем бед
Покончить с ними? Умереть. Забыться.
И знать, что этим обрываешь цепь
Сердечных мук и тысячи лишений,
Присущих телу. Это ли не цель
Желанная? Скончаться.
Сном забыться.
Уснуть... и видеть сны? (c)
Смеяться не хотелось. В зале стояла тишина, прерываемая только негромким голосом чтеца. В возникшую паузу Арно случайно бросил взгляд на Лионеля и запаниковал, разом забыв о своих сомненьях. Не может быть... нет, не может, не должно, показалось, это всё блики от огня так играют на лице, ведь не может же... нет, невозможно: Лионель Савиньяк, кансилльер Талига, на которого он так злился из-за дурацкого костюмчика, он же не может... плакать...
Граф Савиньяк на мгновение отвернулся проводя рукой по лицу, а когда повернулся вновь Арно перевел дыхание - нет, показалось.
И опять почувствовал ладонь на колене, которая никуда и не девалась, но, словно почувствовав его тревогу, надавила, напоминая о себе.
Арно бросил ещё раз быстрый взгляд на старшего брата, убедился - нет, точно блики, а не дорожки от слез, и поспешно отвел взгляд. Да, показалось.
А голос тем временем продолжал, теперь уже набирая силу:
читать дальше... Когда бы неизвестность после смерти,
Боязнь страны, откуда ни один
Не возвращался, не склоняла воли
Мириться лучше со знакомым злом,
Чем бегством к незнакомому стремиться! (c)*****
Алва замолчал. Тишина, казалось, стала физически ощутимой. Тяжелоe марево словно спустилось туда, где совсем недавно царило беззаботное веселье. Регент заметил его первым и с деланным весельем начал было:
- Господа, право же...
- Постой.
Лионель встал с места, сжимая в ладони ленту.
- Моя очередь.
Выпрямившись как стрела, напрягшись, он напомнил Эмилю того юношу из Сэ, что с напряжением вглядывался вдаль, ожидая приезда старого друга из Торки. Тогда, готовясь в Лаик, они ждали его вместе, но если Эмиль предвкушал рассказы о стычках с дриксами, разведке и мужских беседах у костра, то Ли ждал Россио иначе. Он жаждал... да будем, наконец, называть вещи своими именами - он жаждал любви. Не дождался, но желание его с годами не стало меньше, он просто научился его лучше скрывать. И пусть никто не догадывался - Эмиль-то знал.
Знал уже тогда, но если в те годы сие чувство вызывало у него смешливость и желание подергать старшего брата за условные косички, то теперь ему было просто грустно. Грустно, оттого что это двое так никогда и не смогли, не осмелились...
Он отвел взгляд и стал наблюдать за языками пламени в камине. Успокаивало. Жаль только, что вино внезапно стало горчить.
читать дальшеЛионель, собравшись, тем временем начал читать. Сначала глухо, но постепенно голос его набирал силу.
Когда в раздоре с миром и судьбой,
Припомнив годы, полные невзгод,
Тревожу я бесплодною мольбой
Глухой и равнодушный небосвод
И, жалуясь на горестный удел,
Готов меняться жребием своим
С тем, кто в искусстве больше преуспел,
Богат надеждой и людьми любим, -
Эмиль поморщился - ну сколько можно страдать, и тосковать, и стонать ночами... Сколько можно так платить за свою ошибку - свою неуверенность, неумение признаться, неготовность подставить под удар свою гордыню... Годы страданий. И с другой стороны: занятость самим собой, неготовность делить себя с кем бы то ни было, даже с лучшим другом. Годы одиночества...
Тогда, внезапно вспомнив о тебе,
Я малодушье жалкое кляну,
И жаворонком, вопреки судьбе,
Моя душа несется в вышину.
Под столом завозились. Кажется, молодое поколение что-то там выясняло. Эмиль отчего-то подумал, что хорошо бы наконец написать Франческе Скварце. Алва смотрел невидящим взглядом на свой бокал. Голос Лионеля зазвенел.
С твоей любовью, с памятью о ней
Всех королей на свете я сильней.******
Закончив с поэзией, граф Савиньяк залпом опустошил бокал, с силой впечатал его в стол - так, что ножка только чудом не треснула, и, ставшим вновь глухим голосом, уведомил:
- Простите господа, я вынужден вас оставить.
Не дожидаясь ответа, Лионель по-военному быстро, ни на кого не глядя, вышел из комнаты.
Воцарилась тишина, даже юноши приумолкли, хотя, кажется, тихонько продолжали не то пихаться под столом, не то оттаптывать друг другу ноги. Ну просто дети. Хотя судя по блаженным улыбкам обоих (Придд, конечно, старательно сдерживался, а младшенький даже и не пытался: вы только посмотрите на это счастливое выражение мордашки пыжика!) им было несказанно хорошо вдвоем. А будет, похоже, ещё лучше, не удержавшись, насмешливо отметил про себя Эмиль. Ну, уж он-то точно не будет мешать чужому счастью.
Звук бокала, со стуком опущенного на стол,чуть не заставил заставил его вздрогнуть. Алва, промокнув губы салфеткой, отложил её и резко отодвинул стул.
- Прошу прощения,господа.
Рокэ вышел вслед за Лионелем. Шуршание под столом становилось все громче. Массивные серебряные часы - насколько помнил Эмиль, наследие со стороны Долорес Салина - прoбили без четверти полночь. До Излома четверть часа. Эмиль огляделся в поисках пузырьков, и,обнаружив бутылку в ведерке со льдом, стал её изучать. Отличный год, ну да в Алве можно не сомневаться на этот счет, зря, что ли, столько времени провел в Эпинэ.
Спрут что-то на ухо рассказывал Арно, бывалый теньент светился улыбкой и временами хихикал как унар. Эмиль вздохнул и погрузился в собственные мысли о романтических минутах, проведенных в виноградниках Эпинэ.
Прошло чуть больше десяти минут и граф Лакдэми уже собрался было выйти на поиски беглецов после того, как сделает последний глоток, как вдруг дверь отворилась и...
Эмиль закашлялся, чуть было всерьез не захлебнувшись вином. Арно и Валентин, беззастенчиво занятые собой, ничего не заметили, но он то отчетливо видел, как те двое, перед тем как зайти в комнату, держались... о Леворукий! ... держались за руки, как подростки, как унары... Вино однозначно пошло не в то горло, и Эмиль закашлялся до слез.
- Скорее бутылку, господа! - весело провозгласил Алва, входя в комнaту стремительным шагом. Его отстраненности и некой потустороннeсти как ни бывало, он словно вновь твердо стоял на земле, обеими ногами, не думая ни о чем, кроме того, что могла подарить жизнь здесь. Здесь и сейчас. Сколь разительная перемена по сравнению с последними месяцами. Какой же он опять... Алва!
Эмиль невольно залюбовался.
Лионель, входя вторым, напротив, был тих, но его глаза лучились счастьем. Ну наконец-то! У Эмиля отлегло от сердца.
А пузырьки, тем временем уже пенились и наполняли бокалы, направляемые уверенной рукой Ворона. Первый удар часов. Излом!
- За Талиг! - провозгласил Алва.
- За Талиг! - дружный звон бокалов был ему ответом. Пузырьки кружили голову, наполняя сердце счастьем. Да, Франческе определенно нужно написать. Завтра же.
The End
Примечания.* Оригинал стихотворения найден здесь, автор Хаэль МакРори (?)
** АУ. Древнегреческие музы лирической и любовной поэзии.
*** АУ Раненый рыцарь (Гейне/Зоргенфрей)
****...
***** АУ Гамлет(Шекспир/Пастернак)
****** Перевод Самуила Яковлевича Маршака.
Shakespeare, Sonnet XXIX
When in disgrace with fortune and men's eyes
I all alone beweep my outcast state,
And trouble deaf heaven with my bootless cries,
And look upon myself, and curse my fate,
Wishing me like to one more rich in hope,
Featured like him, like him with friends possessed,
Desiring this man's art, and that man's scope,
With what I most enjoy contented least;
Yet in these thoughts my self almost despising,
Haply I think on thee, and then my state,
Like to the lark at break of day arising
From sullen earth, sings hymns at heaven's gate;
For thy sweet love remembered such wealth brings
That then I scorn to change my state with kings.
Цена ошибки. (Завершен). Рейтинг: няшно!!!
Дорогая Васса! Драбблик начинался после твоего дня рождения, а закончился сразу после моего, захватив по пути все очарование Изломного чуда. Его оправдывает размер, переросший в миди, и вдохновение. Со всеми праздниками тебя! А любовь... Любовь вечна и подойдет - как пожелание и как образ жизни - к любому из них
Начало
Лионель встал с места, сжимая в ладони ленту.
- Моя очередь.
Выпрямившись как стрела, напрягшись, он напомнил Эмилю того юношу из Сэ, что с напряжением вглядывался вдаль, ожидая приезда старого друга из Торки. Тогда, готовясь в Лаик, они ждали его вместе, но если Эмиль предвкушал рассказы о стычках с дриксами, разведке и мужских беседах у костра, то Ли ждал Россио иначе. Он жаждал... да будем, наконец, называть вещи своими именами - он жаждал любви. Не дождался, но желание его с годами не стало меньше, он просто научился его лучше скрывать. И пусть никто не догадывался - Эмиль-то знал.
Знал уже тогда, но если в те годы сие чувство вызывало у него смешливость и желание подергать старшего брата за условные косички, то теперь ему было просто грустно. Грустно, оттого что это двое так никогда и не смогли, не осмелились...
Он отвел взгляд и стал наблюдать за языками пламени в камине. Успокаивало. Жаль только, что вино внезапно стало горчить.
читать дальше
The End
Примечания.
Начало
Лионель встал с места, сжимая в ладони ленту.
- Моя очередь.
Выпрямившись как стрела, напрягшись, он напомнил Эмилю того юношу из Сэ, что с напряжением вглядывался вдаль, ожидая приезда старого друга из Торки. Тогда, готовясь в Лаик, они ждали его вместе, но если Эмиль предвкушал рассказы о стычках с дриксами, разведке и мужских беседах у костра, то Ли ждал Россио иначе. Он жаждал... да будем, наконец, называть вещи своими именами - он жаждал любви. Не дождался, но желание его с годами не стало меньше, он просто научился его лучше скрывать. И пусть никто не догадывался - Эмиль-то знал.
Знал уже тогда, но если в те годы сие чувство вызывало у него смешливость и желание подергать старшего брата за условные косички, то теперь ему было просто грустно. Грустно, оттого что это двое так никогда и не смогли, не осмелились...
Он отвел взгляд и стал наблюдать за языками пламени в камине. Успокаивало. Жаль только, что вино внезапно стало горчить.
читать дальше
The End
Примечания.